Правда об империи

Начала самодержавной государственности

Предлагаемое Вашему вниманию сочинение исходит из того, что все существующие идеологические системы можно разбить на две основные группы. С одной стороны, это системы, признающие бытие Божие и основывающие свои взгляды на духовных началах. С другой стороны, это идеологические построения, игнорирующие или даже отрицающие бытие Божие, рассматривающие всё существование и деятельность человечества на земле исключительно с материалистической точки зрения.

Существует множество доказательств бытия Божия, но, наверное, главным из них является факт двухтысячелетнего существования хранительницы Духа Святого, Христовой Церкви. Подвиг христианских мучеников является наилучшим свидетельством того, что Бог действительно есть, что Сын Божий Христос действительно умер и воскрес, что заповеди, хранимые Христианской Церковью, действительно есть заповеди Божии и, что обещанное воскресение действительно произойдет. В противном случае, трудно себе представить, что апостолы, если бы они воочию не видели ни смерти, ни Светлого Воскресения Господа нашего Иисуса Христа с радостью приняли мученическую смерть за Высшую Правду. Победа над смертью возможна, конечно, не человекам, но только единому Богу. Именно поэтому, не имея надежд на приобретение земных благ и почестей, наоборот, будучи заведомо гонимыми, апостолы, тем не менее, не отреклись от Истины. Вера в эту Истину есть Вера очевидцев, без сомнения готовых ради спасения и жизни вечной не щадить жизни земной, со всеми ее временными радостями и удовольствиями. Основываясь на данном факте, рассмотрение затронутых ниже вопросов строится, прежде всего, на духовных, религиозных началах мировосприятия, а также на тысячелетнем опыте русской православной государственности.

1. ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ КАК КРИТЕРИЙ ОЦЕНКИ ГОСУДАРСТВЕННОГО УСТРОЕНИЯ

Не существует, и не существовало более или менее взрослого человека, который не задавался бы вопросом о смысле жизни. Считается, что это очень сложный вопрос. Однако, на самом деле, ответ чрезвычайно прост - смысл жизни в достижении ее главной цели. Ответ на вопрос о главной цели жизни, как это не покажется некоторым странным, также не сложен. Цель жизни - сама жизнь, т.е. бессмертие. На первый взгляд такая цель - чистый абсурд, ведь человек, как известно, смертен. Однако смертность человека, как следствие первородного греха, не есть истина абсолютная. Тело человека действительно с точки зрения своего материального органического существования во времени конечно. Рано или поздно оно перейдет в соответствующее неорганическое существование.

Но человек есть не только существо материальное. Человеку от рождения телесного присуща еще и душа. Ее существование и влияние на материальную субстанцию человека тому, кто хотя бы раз испытал то, что называется угрызениями совести или чувством стыда, совершенно очевидны. Особенность души как идеальной субстанции человека заключается в том, что к ней не применимо понятие смерти в том смысле, который мы подразумеваем, когда говорим о смерти тела. Душа, зарождаясь вместе с телом, обладает, в свою очередь, известной автономией. Ее существование не прекращается, а, учитывая грядущее воскресение тела, правильнее было бы сказать - не приостанавливается одновременно со смертью тела. Данный факт в наше время вполне доказан. В отношении души, как субстанции идеальной, т.е. бессмертной, с точки зрения материальной, употребляется похожее, но не идентичное по значению, понятие гибели. Гибель души заключается в ее порабощении исключительно желаниями телесными. Известно, что и при одновременном существовании души и тела невозможность реализации желаний вызывает душевные переживания. Но в период земной, совместной с телом жизни души, еще сохраняется надежда на осуществление таких желаний. По смерти же тела реализация телесных желаний, поглотивших абсолютно подчинившуюся материальной субстанции душу, совершенно не возможна. Вследствие этого посмертные душевные переживания превращаются в действительно адские муки, сила которых во много раз больше прижизненных. Гибель души превращается из потенции в реальность, изменение которой до Страшного суда возможно лишь по молитвам живущих после нас. По воскресении же тела, поскольку желания, воскресения недостойные, также не будут реализовываться, ад для безвозвратно погибшей души будет состоянием бесконечным. Отсюда, цель жизни можно сформулировать и как спасение души, как освобождение души от плена телесных желаний, как подчинение тела душе и обращение души к Богу в трех Его Ипостасях - Бога Отца, Бога Сына и Духа Святого. Способ достижения этой истинной, главной цели земного человеческого существования - следование слову Божию, исполнение Божиих заповедей.

Человек по своему изначальному предназначению является существом общественным. Сразу же после сотворения человека, еще до грехопадения, т.е. до отнятия у человека богоподобного свойства бессмертия, включая телесное, в период пребывания наших праотца и праматери в Раю людям было заповедано плодиться, размножаться и наполнять землю (Быт., 1:28). Таким образом, в силу обще-жительного характера своего существования каждый индивидуум состоит с другими индивидуумами и их объединениями в определенных отношениях. Характерной чертой этих отношений является нормативность, что означает наличие у участников отношений права требовать друг от друга определенного обязательного способа поведения.

Источником требований к способам человеческого поведения является воля Божия. Она выражена в содержащихся в Священном Писании и в Священном Предании (в последнем в качестве разъяснения первого) заповедях и канонах. Именно они, заповеди Божии, есть абсолютная, универсальная, объективная, позитивная и спасающая идеальная реальность отношения человека с его Творцом и человеческих взаимоотношений. Совокупность этих требований, норм, правил поведения образует объективное, не зависящее от нашего сознания нормативное поле. Часть таких правил, для соблюдения которых объективно требуется принуждение, называется правом. Другая часть составляет нравственность (в узком смысле слова, т.к. и право, будучи богоданным, не может быть негативной ценностью или, вернее, антиценностью, т.е. не может быть безнравственным). Однако, человек после грехопадения, в силу помрачения ума и сердца утратил ясное видение Божественных норм. Чего стоит только одна попытка спрятаться от Всевидящего (Быт., 2:8). Он, обладая дарованной для любви к Богу свободной волей, стал самостоятельно судить о добре и зле. Вследствие этого сугубо человеческие формулировки правил поведения, выражаемые в частности в законодательстве, стали совпадать с Божией волей лишь с определенной степенью вероятности, т.е. не полностью. Нормы законодательства, как нормы обеспечиваемые принуждением со стороны государства, стали не полностью охватывать область объективного права. Вместе с тем законодательные нормы стали охватывать область нравственности и, даже, вовсе выходить за рамки объективного нормативного поля. Конечно, в разных условиях и в разное время степень несоответствия законодательства праву была различна, но до конца истории такое несоответствие имманентно человеческому обществу. Полное совпадение законодательства и права в указанный временной период остается лишь идеалом, целью, к которой следует стремиться, но которой достичь в полной мере невозможно.

Тенденция, свидетельствующая об уменьшении степени соответствия законодательства праву, является признаком тоталитарности государства и общества. Обратная тенденция позволяет говорить о государстве, с точки зрения политического режима, как о правовом, т.е. содействующем достижению главной цели человеческого существования. Такое содействие и составляет основную задачу действительного государства. Таким образом, соответствие государства его главной задаче является основным критерием оценки государственного устроения и оправданием государственно-властного принуждения.

Не признающие бытия Божия предлагают в качестве критерия оценки государственного устроения известный лозунг “свободы, равенства, братства”. Этот девиз доказывает, с их точки зрения, безусловное преимущество республики над монархией. Однако, если достаточно глубоко вникнуть в содержание либерально-демократического “символа веры”, становится совершенно ясным его внутренняя противоречивость. Человек, созданный по образу и подобию Божию, в отличие от руководствующихся инстинктом животных, наделен свободной волей. Он может выбрать тот или иной способ поведения, как соответствующий Божиим заповедям, так и противоречащий им. В последнем случае человек сам наказует себя, умножая вокруг себя зло. Не исполняющий Божией заповеди любви сам остается нелюбим, в силу чего ненавидит всё и вся. Ненависть к такому человеку от подобных ему возвращается сторицей. Свобода, данная для искренней любви к Богу и людям, из блага превращается в причину мучений. Но и тогда она не отнимается у человека. Он всегда свободен возвратиться на путь истинный, путь настоящей свободы, свободы быть с Богом. У человека перед Богом нет прав. В отношении Бога человек имеет только обязанности, в том числе, обязанность претерпеть неблагоприятные последствия неповиновения воле Божией. Эта обязанность именуется ответственностью. Проповедуемая же атеистами свобода, свобода без Бога, т.е. свобода от Бога, есть ничто иное, как произвол, власть сильного, а не правого, суть рабство сатане. Такая свобода есть антиценность и не может быть критерием оценки государства, как явления положительного.

Тоже самое происходит и с равенством. Все люди различны. Кто-то трудолюбив, кто-то ленив, кто-то добр, кто-то зол, кто-то послушен воле Божией, а кто-то преслушен ей. В зависимости от отношения каждого человека к своим обязанностям определяется, естественно, различный в каждом случае объем его прав. Этот принцип индивидуальной ответственности составляет сущность принципа справедливости. Предлагаемое же “радетелями народных интересов” равенство неравных есть обыкновенная несправедливость. Она абсолютно отрицает, как и свобода произвола, истинное братство и государство. Таким образом, лозунг свободы и равенства, как прав без ответственности, будучи отрицательной формулой, не может быть критерием оценки положительных действий государств.

2. ПОЛИТИЧЕСКИЙ РЕЖИМ И ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ

Имеется множество определений государства. Однако, поскольку любое определение является неполным, допустимым будет, в том числе, и следующее: "Государство есть система органов публичной власти". Само значение слова "государство", родственными с которым являются слова "государь", "господарь", "господство", предполагает безусловное наличие такого признака государственности, как власть. Власть заключается в способности придавать своим велением обязательный характер.

Широко распространено мнение, что согласно Православному вероучения "всякая власть от Бога". В обоснование этого мнения приводят слова Апостола Павла: "нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены, посему противящийся власти противится Божию установлению" (Рим., 13,1). Но в словах Святого Апостола говорится в данном случае о самом принципе власти, власти как одном из начал мироустройства.

Поскольку человек в силу своей греховности уклоняется во зло, постольку необходимым является властное принуждение. Именно противление принципу иерархии вообще осуждается Православием. Всякая же форма государственного устроения не может быть богоустановленной, т.к. не всякая власть оптимально соответствует цели содействия исполнению воли Божией, не всякая является богоугодной.

Власть богоборческая по определению не может быть богоустановленной. Но и она попускается Богом для вразумления людей и исправления их, инициированных дьяволом, гордыни и своеволия. В отношении к власть имущим у христиан не должно быть согласия с ними при творении ими неправды. И здесь Вера Христианская призывает христиан, откинув страх, встать на борьбу за попранную правду. Помня, что Бог сильнее всех властей. "Должно повиноваться больше Богу, нежели человекам" (Деян., 5, 29). Поэтому, восставая против неправедного содержания земной власти, борясь за восстановление попираемых в мире законов Божиих, человек, в сущности, защищает самый принцип власти как Божьего установления, данного Богом на добро, а не на зло. Свойством власти государственной является ее публичность, т.е. общеобязательность явлений, и суверенитет, т.е. наличие власти верховной, независимой от других органов или лиц. Способ устроения верховной государственной власти называется формой правления.

Существует две основных формы правления: монархия и республика.

Монархия в самом общем смысле есть форма правления, при которой носителем верховной государственной власти является один человек, монарх. Иными словами монархия есть система единовластия. Власть монарха является, в принципе, властью пожизненной и наследуемой в порядке родства по закону или государственно-правовому обычаю. Монархия является властью династической. История знает примеры отклонения от принципа династичности, как это было в выборной монархии Речи Посполитой. Но такие отклонения от одного из основных начал монархической власти, как ей несвойственные, существенного значения не имеют и могут игнорироваться.

Итак, следует определить монархию, как такую форму правления, при которой верховная власть является единоличной, пожизненной и наследуемой.

Верховенство власти Монарха заключается в том, что его веления обязательны для всех государственных органов и подданных, тогда как политическая воля подчиненных властей или подданных не является юридически обязательной для Монарха. Это свойство власти монарха является земным отражением Божия вседержительства. Точно так же единоличный характер монаршей власти является отражением Божия единоначалия. Династичность отражает непреходящее Царство Божие. Эти признаки государственной власти в их соотнесении с властью Божией позволяют говорить о монархии, как о форме власти богоподобной, а потому и богоустановленной.

Принято различать три основных типа монархии: монархию абсолютную, монархию ограниченную и монархию самодержавную.

При абсолютной монархии власть главы государства не ограничена никакой иной волей. Выполнение основной задачи государства в условиях абсолютной монархии есть результат случайный.

При монархии ограниченной монарх не является носителем верховной власти. Такая власть юридически принадлежит соответствующему высшему представительному органу: парламенту, генеральным штатам и т.п. Монарх является главой государства только номинально, символически, в силу традиции. Такая форма в строгом смысле слова не является монархической. Она исключает ответственность монарха за исполнение государством его основной функции. Следовательно, оценка ограниченной монархии принципиально не отличается от оценки республиканской формы правления.

Сущность самодержавной монархии заключается в том, что воля Монарха производна от воли Божией. Самодержавие, по сути, есть верховная единоличная пожизненная династически наследуемая по закону государственная власть, выражающая принятый нацией в качестве высшей ценности нравственный идеал, основанный на истине Божественного откровения. Власть самодержавного монарха, будучи независимой от воли других людей, тем не менее обусловлена и ограничена волей Божией, т.е. самим объективным содержанием государственной власти. Эта объективная воля является, как уже говорилось, первоисточником права. Именно поэтому самодержавная монархия и есть истинная форма государственного устроения, соответствующая главной задаче государства.

Противоположной монархии формой правления является республика. Ее принцип составляет декларирование народа, или, если быть более точным, относительного большинства в качестве носителя верховной государственной власти.

Основным недостатком республиканской формы правления является подмена объективного источника права субъективной человеческой волей. Ее формирование может происходить под влиянием заблуждения, обмана, угроз или простого случая (чего стоит хотя бы пример французов, решивших вопрос о выборе республиканской формы правления вместо монархической большинством лишь в один голос). Конечно, и воля монарха может подвергаться воздействию этих факторов, однако в условиях самодержавно-монархической формы правления изначально признается объективный источник правовых норм. В республиканском же государстве, также как и при монархии абсолютной, источником права принципиально считается исключительно субъективная, человеческая воля. В результате утрачивается понятие об истине, как объективной и абсолютной, т.е. теряется видение самой истины. Право подменяется законодательством, не имеющим объективных ориентиров, законодательством, являющимся по своему в данных условиях свойству результатом исключительно произвола.

Еще одним существенным недостатком республиканской формы правления, даже по сравнению с абсолютной монархией, является полная безответственность как народа - носителя республиканской верховной власти, так и избираемых народом, следовательно, под его конечную ответственность, должностных лиц.

Известно, что эмоции при коллективном принятии решений имеют, зачастую, большее значение, чем при единоличном. Обусловливаемое же такими решениями отсутствие индивидуальной ответственности еще более искушает использовать такие решения в своекорыстных интересах, чем уменьшается возможность отразить в нем объективную истину.

Верховная власть в силу самого своего суверенитета обладает юридическим иммунитетом. Ее носитель не подсуден какому-либо государственному органу. Однако, помимо ответственности юридической, существует также ответственность нравственная, как и первая предполагающая наличие конкретного ответственного субъекта. В монархическом государстве субъектом нравственной ответственности за решения верховной власти является сам властвующий субъект - монарх. В условиях же республиканских анонимность носителя верховной власти и производность полномочий властей подчиненных от избирающего их абстрактного носителя исключает даже и нравственную ответственность.

Задача же сохранения и укрепления самодержавной власти, задача достижения ее максимально возможного соответствия объективному содержанию диктует самодержавному монарху необходимость действовать в направлении обеспечения надлежащего правового режима. Эта задача побуждает монарха избегать произвола при принятии и реализации решений, а также требовать того же от других. Монарх, прежде всего, несет ответственность перед Богом. Но он отвечает и перед собственными потомками - будущими главами государства, за состояние государства, полученного от предков, связанных с обладателем власти не только историческими и культурными, но и родственными узами. Монарх несет ответственность и перед народом, но не перед сегодня только живущим населением государства, но перед прошлыми и будущими поколениями. Иными словами Монарх ответственен перед нацией, перед национальной идеей, перед деятельной задачей его народа в истории всего человечества. Именно такой, самодержавно-монархический образ правления, воплощающий в себе принцип максимально возможного совпадения общегосударственных интересов и личных интересов главы государства, а также исключающий отвлекающую от решения реальных общезначимых проблем борьбу за власть, наиболее соответствует объективным задачам власти.

Власть же республиканско-демократическая - власть в принципе безответственная, органически несправедливая. Она в своей основе антагонистична государственной и очень быстро обнаруживает свою действительную сущность - открытую либо так или иначе закамуфлированную тоталитарно-террористическую диктатуру криминально-бюрократического “братства”.

3. ЕДИНСТВО ВЕРХОВНОЙ ВЛАСТИ И ФУНКЦИОНАЛЬНОЕ РАЗДЕЛЕНИЕ ПОДЧИНЕННЫХ ВЛАСТЕЙ

Одной из самых популярных республиканских идей является идея разделения властей. Именно она, принимаемая в большинстве случаев чрезвычайно некритически, как безусловно положительная аксиома, провозглашается одним из главных начал и гарантией так называемой демократии. Однако, если попытаться разобраться в сути идеи разделения законодательной, исполнительной и судебной властей, то становится совершенно очевидной ее полная несостоятельность.

Действительно, если власть исполнительная призвана реализовывать законы, а власть судебная обеспечивать их исполнение путем привлечения правонарушителей к законами же предусмотренной ответственности, то, само собой разумеется, что и власть исполнительная, и власть судебная должны подчиняться власти законодательной. Конечно, власть законодательная не должна подменять ежедневную деятельность органов властей исполнительной или судебной в полном ее объеме. Да, это и невозможно. Однако подобное положение совсем не означает право властей исполнительных или судебных игнорировать, как это время от времени происходит, веления власти законодательной. В противном случае правовой режим предполагает не только несоблюдение объективных правовых норм, но и правил законодательных, т.е. фактически сводится к безвластному произволу и разрушению государства.

Несомненно, что власть исполнительная не должна вмешиваться в деятельность власти судебной. Но власть судебная по инициативе, в частности, власти контрольно-надзорной (еще одна ветвь власти, о которой почему-то постоянно забывают) вмешиваться в деятельность власти исполнительно не только вправе, но и, при нарушении исполнительной властью законодательных предписаний, обязана.

Необходимо учитывать также, что идея разделения властей вплоть до их полной независимости друг от друга, а то и борьбы друг с другом за власть суверенную, характерна именно для республиканского сознания. Республиканская идея, отрицая фактически необходимость конкретной, реальной и всем известной верховной государственной власти, ведет, в действительности, к замене народа, этого абстрактного носителя верховной власти, носителем негласным, отнюдь не желающим какого-либо делегирования властных полномочий и, как следствие, возможности их отозвания. Иными словами, республиканская идея разделения властей есть, в конечном итоге, идея узурпации.

Для самодержавно-монархического же сознания единство верховной власти бесспорно. Это единство вытекает из самого верховного характера власти монарха, т.к. власть не всеобъемлющая уже по определению не есть власть верховная. В то же время самодержавная власть не исключает относительного функционального разделения и известную автономию властей, подчиненных верховной. Более того, самодержавие предполагает такое разделение и автономию, естественно, ограничивая их прерогативами Самодержца.

Безусловно, что власть законодательная, поскольку закон есть нормативный акт высшей юридической силы, должна всецело принадлежать монарху. Но это совсем не исключает, а, принимая во внимание необходимость в процессе управления обратной связи, предполагает наличие в самодержавно-монархических условиях органов законосовещательных.

Власти подчиненные, прежде всего, исполнительные, конечно же, тоже должны обладать правом нормотворчества. Но нормативные акты таких властей должны быть, несомненно, издаваемы вне противоречия с законами и строго в рамках компетенции соответствующего органа. Действия властей подчиненных на деле должны быть беспрепятственно обжалуемыми и юридически ответственными, в противном случае они из дополнения к власти верховной, призванного помогать ей, трансформируются в саму верховную власть, т.е. заменяют таковую. Поэтому, для предотвращения таких посягательств монарх, безусловно, вправе самостоятельно решать любой конкретный вопрос текущей деятельности любого органа исполнительной или судебной власти, и сделать не подлежащие обжалованию соответствующие, как говорится, организационные выводы. Самодержавный монарх, в частности, в силу верховенства своей власти, вправе также непосредственно осуществлять судебную власть, заключающуюся в праве помилования и амнистии.

4. ФОРМА ПРАВЛЕНИЯ И ФОРМА ГОСУДАРСТВЕННОГО УСТРОЙСТВА

Наряду с формой правления существенной с точки зрения обеспечения надлежащего правового режима является форма государственного устройства. Для однонациональных государств вопрос территориального устройства государства не столь актуален. Для них вполне естественно деление государства на обычные административно-территориальные единицы. Но для государства, в отдельных местностях которого компактно проживают различные достаточно многочисленные этнические группы, вопрос территориального деления весьма и весьма важен. В республиканском государстве, где стремление к образованию в рамках одного государства нескольких национально-государственных образований с перспективой их дальнейшего политического самоопределения вплоть до отделения, является способом получения и удержания власти местными чиновниками - представителями номинальной нации, соответственно с необходимостью возникает центробежная тенденция. Она развивается от создания автономных национально-государственных образований в рамках унитарного государства к федерации, конфедерации, союзу государств и полному распаду некогда единого государства на противостоящие субъекты международной жизни. В унитарном государстве, имеющем автономные национально-государственные образования, помимо предмета ведения центральной власти имеется предмет совместного ведения центра и автономии. Тем самым уже ограничиваются права власти общегосударственной.

В федеративном государстве все государственные дела разделены на предмет ведения центральной власти, предмет совместного ведения центральной и местных властей и предмет исключительного ведения последних. При этом местные власти не вправе вмешиваться в дела, относящиеся к исключительной компетенции центральной власти, в последняя - в исключительную компетенцию местных властей (т.е. центральная, общенациональная власть также не является в полном объеме верховной).

В условиях конфедеративной формы государственного устройства предмет исключительного ведения центральных властей вовсе отсутствует.

В союзе государств все принимаемые союзными органами решения лишь тогда обязательны для соответствующего государства-члена союза, когда оно выразит на то свое согласие. В противовес центробежной тенденции центральная власть, стремясь сохранить, в том числе, и наличное количество налогоплательщиков, инициирует и поддерживает обратную тенденцию, центростремительную.

Борьба этих двух тенденций, или, что же самое, борьба разнонационального чиновничества за максимально суверенную власть, ведет к появлению псевдонациональных противоречий и разжиганию их в межнациональную рознь, к местному сепаратизму, к общегосударственному и окраинному шовинизму. Представители наиболее многочисленной в рамках всего государства нации, оказываясь национальным меньшинством в границах местного инонационального политического образования, сами становятся объектом национальной дискриминации, в которой эту нацию обвиняют якобы борющиеся с национальным гнетом и за процветание собственного народа местные шовинисты. Однако, в действительности и центростремительная, и центробежная тенденции ведут к ущемлению интересов всех наций.

Борьба за власть, характерная для республиканской формы правления, предполагает максимально возможное манипулирование сознанием электората как на общегосударственном, так и на местном уровне. Одним из условий такого манипулирования является низкий уровень правовой и являющейся ее основой общей культуры, которая есть основа существования и развития нации. Поэтому республиканцы, на пути к власти, стремятся превратить граждан в сугубо меркантильных обще-недочеловеков? , не принадлежащих ни к мировой, ни к какой-либо из составляющей первую национальной культуре. Таким образом, фальшивые борцы за счастье своих, или, вернее, условно своих, народов являются фактически первыми врагами этих народов, ведущими их к глобальному отрыву от Бога.

Совершенно другая ситуация складывается в условиях самодержавно-монархической формы правления. Во-первых, такая форма в принципе исключает борьбу за верховную власть, а, следовательно, и борьбу против национальных культур. Более того. Залогом прочности самодержавной монархии является единение монарха и подданных. Это единение зиждется на верности Монарху, верности сознательной, полагающей своим фундаментом Веру в общезначимую волю Божию. Поэтому самодержавие заинтересовано в сохранении, развитии и взаимном обогащении культур всех населяющих монархическое государство народов, в том числе, инославных и, даже, иноверных по отношению к самому многочисленному государство-образующему народу. Любая национальная культура, в свою очередь, поскольку она является частью мировой системы объективно положительных ценностей, обеспечивает государственную лояльность и, как следствие, гражданское равноправие всех подданных самодержавного Монарха без различия по национальному признаку. Все это позволяет самодержавно-монархическому государству существовать в форме империи, т.е. многонационального унитарного государства без создания внутри империи наделенных самостоятельной исключительной компетенцией национально-государственных территориальных образований. В то же время по тем же самым причинам в условиях самодержавной монархии самым широким образом развивается система национально-культурной автономии. *

Таким образом, самодержавно-монархическая власть является единственной действительной гарантией уважения самобытности, сохранения и развития культуры поданных всех этнических групп, единства и дружбы народов. Напротив отрицание самодержавной формы правления, использование национальной формы политической борьбы ведет к разобщению, развращению и гибели наций.

Естественно, что не меньшее, а, по справедливости, даже большее внимание и заботу самодержавный Монарх уделяет интересам того народа, который создал империю, история которого является неотрывной от истории самого государства. Прежде всего, это относится к Церкви, как духовному объединению нации и хранительнице общего для Самодержца и большинства его подданных нравственного идеала.

5. СИМФОНИЯ СВЕТСКОЙ И ДУХОВНОЙ ВЛАСТЕЙ

Наряду с лозунгом разделения государственных властей республиканскими идеологами выдвигается вторая составляющая принципа "разделяй и властвуй" - идея отделения Церкви от государства. Эта идея с необходимостью вытекает из самой сущности республики, отрицающей объективный источник права. На первый взгляд, идея отделения Церкви от государства представляется в качестве гаранта свободы вероисповедания вплоть до атеизма. На самом же деле, республиканское государство, не ограничивающее свой произвол объективными нормами, претендует на объединение в лице республиканских властей функций и политического образования и церкви. Но уже не Церкви Христовой, а псевдоцеркви человеконадеяния, т.е. объединение антихристианского, богопротивного, стоящего в первом грехе человека, поддавшегося диавольскому искушению "будете как боги, знающие добро и зло" (Быт., 3:5).

Для такого государства Церковь и Вера - дело частное и не нужное. Республиканцы внушают, что монархия поддерживает Церковь, а Церковь - монархию для обеспечения собственного существования и власти для себя. Что ж, такая позиция вполне характерна для тех, кто, называя себя демократами и радетелями народных интересов, принципиально считают власть средством для обеспечения благополучия самих самозванных властителей. Однако, союз Церкви и самодержавно-монархического государства, как в теории, так и на практике, в историческом аспекте, совершенно опровергает это республиканское обвинение.

Сам факт богоустановленности, производности самодержавно-монархической власти от воли Божией, ограничивающей власть самодержца извне, предполагает не только признание необходимости существования наряду с государством самостоятельной в делах духовных Церкви. Этот факт выдвигает и требование союза, взаимного согласия и поддержки в достижении общей главной цели власти светской и власти духовной – цели содействия спасению человека. Союз государства с Церковью достигается подчинением монарха религиозной идее и личной его принадлежностью к независящему от государственной власти объединению верующих. Для того чтобы духовно-нравственное начало могло быть ориентиром в области политических отношений источник зарождения и созревания по самому своему существу свободной от человеческого произвола нравственности, каковым, в первую очередь, является Церковь, должен быть независим от государства. Единоличная власть способна на деле быть верховною только тогда, когда объединенный в Церковь народ ставит всеобъемлющий нравственный идеал выше государства. Если монархия начинает подчинять этику политике, она отнимает у нравственного начала его верховенство, а, следовательно, лишает и себя свойства истинно государственной власти.

Признание носителем верховной власти в государстве одного человека не может иметь места, если в подданных нет уверенности, что в монархе действует некоторая высшая сила, которой народ не может не подчиняться. Без хранимого Церковью религиозного начала власть Самодержца не была бы властью нравственного идеала. Без него единоличная власть самого гениального человека может быть только диктатурой, властью безграничной, но не верховной, т.к. получает права реально или декларативно в порядке народной делегации.

Самодержавно-монархическая государственность, осознающая свою главную цель, признает необходимость Церкви безусловной. Духовные дары в людях различны, а между тем целью святости поставлена полнота совершенства, возвращение утерянного вследствие греха полноты образа Божия, как пути спасения. Будьте совершенны, как Отец ваш небесный (Мф., 5, 48), - гласит Евангелие. Эта полнота оказывается недостижимой иначе как совместной духовной жизнью, жизнью в Церкви, учрежденной Богом, который и является ее Главой, духовным организационным элементом, пребывающим Духом Святым, сошедшим на апостолов и передаваемым священству для всех верующих.

Единство нравственного начала самодержавного монарха и государствообразующей нации есть один из основных принципов самодержавно-монархической государственности. Он требует от власти церковной обеспечения постоянного духовного бодрствования всех членов Церкви, ясного видения нравственного начала, ограничивающего волю подданных и власть самодержавного монарха, начала, определяющего их содержание. Он требует также и понимания нардом священности, благотворности и неприкосновенности власти Государя. Этот же принцип требует от государства ограждения Церкви от антидуховных внешних посягательств и внутреннего нестроения, со-действия (но не замены) в усилиях, направленных на сохранение нравственного идеала. При этом власти церковные не имеют права принимать решения в сфере, свойственной исключительно государственной компетенции ("Кесарю кесарево и Богу Божие" - Мф., 22,21). Это, конечно же, не устраняет несомненное право и обязанность Церкви печаловаться, как раньше говорили, Государю по тому или иному вопросу. Осуществление властями церковными, в противоречие данному принципу, функций властей светских ведет к папоцезаризму и утрате свойства добровольности духовного объединения, т.е. ведет к фактическому превращению Церкви в государство.

Государь, в свою очередь, также не вправе принимать решения в области внутренней жизни Церкви и вероучения. Но быть выслушиваемым по этим вопросам, дабы силою государства воспрепятствовать искажениям Веры, на которой покоится сама власть государственная, Монарх, несомненно, должен. Принятие государством функций власти духовной, именуемое цезерепапизмом, также как и папоцезаристская тенденция влечет замену Церкви государством, превращения ее в систему государственных органов и, далее, к отделению и упразднению. В обоих случаях, это ведет к подрыву самого государства и превращения его из орудия и подобия Царства Божия в царство произвола. Государство и Церковь в обоих случаях идут к своей совместной гибели. Воздействие на обладающего свободной волей человека осуществляется двумя основными способами – убеждением и принуждением. Исполнение заповеди любви к Богу и ближнему, поскольку настоящая любовь не может быть неискреннею и результатом заставления, возможно обеспечить только путем благожелательного убеждения, властью примера и авторитета. Это, в основном, прерогатива Церкви.

Обеспечение исполнения заповедей об уклонении от зла, поскольку, воздействуя на тело силою, можно предотвратить или пресечь реализацию злых, греховных помыслов, есть область действия государственного принуждения, а также его угрозы. Поэтому на пути к общей цели, цели содействия спасению человека, обращению его к Богу и Святой Воле Божией, Церковь и самодержавно-монархическое государство действуют как два относительно самостоятельных в средствах действия. Самостоятельных, но единых в своей богоустановленности и предназначении, а, следовательно, и взаимодополняющих, взаимоподдерживающих властных образования.

6. САМОДЕРЖАВИЕ И СОБОРНОСТЬ

Одним из преимуществ республиканской власти провозглашается многопартийность, или точнее, партийность, т.е. разделение общества на борющиеся за власть группы. Только разум, омраченный гордыней гуманизма (не путать с милосердием), обожествляющего волю человеческую и игнорирующего волю Божию, может полагать ценностью не единство и мир, а разобщенность и борьбу, т.е. перманентную гражданскую войну различной интенсивности. Принцип партийности, как и республиканизма вообще, основан на отрицании объективности и абсолютности истины. Государство же самодержавно-монархическое покоится на началах общезначимости воли Божией, исключающей политическую борьбу, как таковую. Для самодержавно-монархического сознания совершенно очевидно, что нельзя "служить Богу и маммоне" (Мф. 6, 24) и, что "всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит" (Мф. 25, 12). Исходя из этого, монархическая идея признает фундаментом государства социальное единство, а не противостояние.

Естественно, что такое единство, поскольку люди обладают теми или иными объединяющими их в определенные группы особыми признаками (пол, возраст, профессия и т.п.), не исключает разнообразия общественной жизни. Но такое разнообразие не должно разрушать принципиальной духовно-нравственной и политической целостности государства. Поэтому монархия является формой правления надклассовой, всесословной, благодатной для всех подданных, формой правления. Для нее не приемлемо партийное деление, направленное на властвование одной группы граждан над другими ради интересов такой группы. В соответствии с этим монархия руководствуется таким принципом государственного единства, как соборность. Соборность - важнейшая основа здорового государственного устройства и социальной организации. "Где два или три собраны во имя Мое, там и Я посреди них", - предрек нам Господи Иисус Христос, полагая камень Веры в основание соборного действия. Особенность соборности заключается в том, что окончательным свидетельством истинности и богоугодности соборного мнения, как акта одновременно духовного и правового, является зримое благотворное влияние соборных решений на жизнь общества, на обеспечение его единения в Боге, а не те или иные формально-юридические признаки. Соборные решения тогда являются подлинными, когда они приняты всем собором и не противоречат учению Церкви. Это коренным образом отличает их от решений иных представительных собраний, на которых вопросы решаются арифметическим большинством голосов. Несогласия разрешаются собором до тех пор, пока путем свободного рассуждения участвующие в нем не приходят к взаимопониманию. Поэтому собор не может принять решения, вопреки мнению даже одного несогласного. В связи с этим, с одной стороны, собор не может быть успешным до тех пор, пока общество не окажется способно к спасительному единению. С другой стороны, будучи созван, собор сам по себе является мощным стимулом к достижению необходимой духовно-нравственной сплоченности.

Присущее соборности свойство духовного единения делает её незаменимым орудием в борьбе со смутами, за восстановление и сохранение здорового мировоззренческого единства в народе. Некоторые говорят, что в настоящее время общественного нестроения, крайнего группового и личного эгоизма, соборность немыслима. Да, это правильно. В условиях республиканской формы правления соборность неосуществима. Но в рамках самодержавно-монархического, основывающегося на религиозном единении государства соборность - не только возможна, но и реальна. Соборность, основывавшаяся на осмыслении державного строительства как общенационального церковно-государственного ответственного перед Богом послушания, всенародного духовно-нравственного долга, не единожды спасала самодержавную в народном сознании Россию от гибели.

Бытует мнение, что монархия исключает широкое местное самоуправление. Однако те ограничения прав органов местного самоуправления, которые имеют место в условиях монархических, свидетельствуют не об антагонизме монархического принципа и местного самоуправления. Они говорят о совершенно обратном, о попытках подчиненного Монарху бюрократического аппарата узурпировать монаршую власть. Бюрократия, борясь против контроля сверху, со стороны самодержца, крайне заинтересована в нейтрализации обратной связи народа с Монархом, контроля, инициированного снизу. С этой целью чиновничество стремится к подавлению местного самоуправления так же как, и к обюрокрачиванию Церкви (одна из форм "отделения", т.е. фактически ликвидации).

Именно эти формы народной жизни – церковное и местное самоуправление - являются средствами, обеспечивающими постоянное, не опосредованное бюрократией, общение Монарха и его подданных. Именно они есть способы защиты монархии от бюрократической революции и узурпации верховной власти. Поэтому местное самоуправление, действующее, естественно, не суверенно, а в рамках права, не только не противоречит самодержавию, но является одной из необходимых составляющих истинно монархической государственности.

В условиях же республиканской формы правления, самовластный бюрократический аппарат, неизбежно идущий к тоталитаризму, действительно подавляет местное самоуправление, видя в нем угрозу собственной незаконной власти и сводя его к полномочиям чисто декоративным.

7. ПРЕСТОЛОНАСЛЕДИЕ

Как уже говорилось, монархическая власть является властью пожизненной и наследуемой по закону. Эти два её свойства также неотделимы от принципа самодержавия, как и свойство верховенства.

Пожизненность полномочий обеспечивает отношение носителя суверенной государственной власти к своему долгу, как делу всей жизни. В этом ее отличие от власти, например, президента республики, для которого власть есть, в известном смысле, результат случая и лишь более или менее продолжительный эпизод. Пожизненный носитель верховной власти в силу постоянного характера своих полномочий избавлен от принципиальной борьбы за власть, борьбы, сопряженной со всей ложью и грязью, присущей республиканской бездуховной антицивилизации. Пожизненный Монарх, в отличие от любого республиканского чиновника, при принятии решения не может рассчитывать, что ответственность за изданные им распоряжения в скором времени будет нести другой, чужой ему человек.

Поэтому самодержавный Монарх, будучи подчиненным самой идее своей власти, принципу пожизненности своей власти, не вправе отрекаться от Престола. *

Многих, даже сторонников единоличной и пожизненной верховной власти, смущает вопрос о наследственной форме власти. Ведь, говорят они, нет никакой гарантии, что наследник гениального правителя будет, мягко говоря, не менее гениален. Но жизнь государства не может быть основана на такой случайности, как гениальность (в условиях республики она, эта гениальность, между прочим, очень редко встречается). Для монарха, прежде всего, требуются не какие-либо исключительные таланты, а всецелая и бесспорная посвященность своей миссии. Такую посвященность обеспечивает династичность, наследуемость власти в одном роде. Посредством династии, единоличный носитель верховной власти становится как бы бессмертным, вечно живущим с нацией. Таким образом, совершенно закрепляется единство монарха и подданных. Это единство требует от подданных полной самоотдачи в служении Государю, от Монарха же - выбора себе сотрудников по их нравственным качествам и практическим способностям. Это же единство и дает к тому возможность

Представляя в принципе избранника Божией воли, стоящей выше него самого и нации, Монарх по идее своего положения свободен от всякого личного стремления к власти, и, точно также, не обязан ею никакой человеческой воле. Династичность устраняет всякий элемент искания, желания власти и, даже, просто согласия на власть. В результате власть осознается Монархом как обязанность, с одной стороны, и необходимая для ее исполнения, свобода. Такое сочетание, несомненно, отсутствует в условиях республиканских.

Постоянство власти требует, чтобы всегда имелась личность, не возбуждающая никаких споров и сомнений относительно своих прав и в силу самого рождения специально предопределенная и подготавливаемая к царскому служению. Поэтому монархически настроенная нация стремится жить с одной царствующей семьей, которая передает своим членам от поколения к поколению задачу хранения народного идеала, вызвавшего к жизни государство, как форму политической организации нации. Проблема же, связанная с вероятностью перехода верховной власти к недееспособному монарху, например, вследствие малолетства, традиционно решается путем учреждения регентства, блюстительства Престола.

Русская монархия представляет замечательный и очень поучительный образец устроения династичности.

Изначально власть над Русской землей принадлежала киевскому князю, занимавшему, по праву старшего в роде по возрасту, статус главы государства, имевшего, впрочем, с другими, удельными князьями отношения не столько политические, сколько семейно-родовые, "отца вместо". По смерти Великого Князя престол переходил не по нисходящей линии, а к следующему в порядке возрастного старшинства князя. Таким образом, единство княжеского рода и единый митрополит были олицетворением единства народа.

Со временем уделы превратились в фактически независимые государства и на Руси одновременно властвовали несколько Великих Князей.

Однако, в ходе объединения под личной властью одного князя большинства земель северо-восточной Руси, на территории государства, названного вскоре Московской Русью, со времен Иоанна Калиты утвердился иной принцип престолонаследия. Это был принцип наследования, в первую очередь, по нисходящей линии, от отца к старшему сыну. Братья Государя становились подданными его наследника, имевшими в порядке ближнего родства и возрастного старшинства право на наследование Престола только в случае отсутствия прямого наследника. Однако и в их роде наследование должно было также следовать нисходящему принципу.

Результатом такого правила престолонаследия явилось угасание удельного сепаратизма и восстановление осознания национального единства. Необходимость верховной власти, как власти общенациональной, повлекла признание преимущества прав ближних свойственников Государя по сравнению с правами дальних родственников. Именно в силу этой нормы в качестве наследников Российского Престола были определены царский шурин Борис Годунов и племянник последнего законно царствовавшего Рюриковича Федора Иоанновича боярин Михаил Феодорович Романов. Рюрикович же - князь Шуйский считался узурпатором.

Следующим шагом в изменении порядка престолонаследия явилась реформа Императора Петра I. Права царевича Алексея Петровича и его сына Петра Алексеевича, будущего Императора Петра II, основывались на неписанном, ведущем свое начало в обычае от основания Московского великого княжества, законе. Поэтому Император Петр I в 1722 г., опасаясь за судьбу своих реформ, решил изменить порядок престолонаследия по первородству. Он установил правило наследования Российского Императорского Престола по завещанию. Однако сам Петр Великий завещания не оставил и уже Императрица Екатерина I, следуя традиции, назначает своим преемником Петра Алексеевича, вышеназванного внука Императора Петра I. Однако русские люди издревле смотрели на своих Государей не на как поставленных человеческим, даже и царским хотением, а как на получивших власть самою волею Божией. Поэтому, после десятилетий применения несвойственного самодержавию принципа, применения приведшего, вопреки воле его создателя, к свертыванию реформ, не всегда, правда, полезных, и государственному нестроению, был восстановлен принцип наследования в порядке первородства. При этом он принцип был закреплен законодательно. В 1797 году при коронации Императора Павла I в Успенском соборе московского Кремля был обнародован Акт о престолонаследии, вошедший в качестве главы второй в Основные Государственные Законы Российской Империи, четко устанавливающей порядок наследования Российского Императорского Престола:

В нем, прежде всего, подтверждается, что Императорский Всероссийский Престол есть наследственный царствующем Императорском Доме, т.е. в роде Романовых.

Во-вторых, определяется преимущественное право на наследование Престола за мужскими Членами Императорской Фамилии. Оба пола признаются имеющими право на наследие Престола, но преимущество закрепляется за мужским по порядку первородства.

При пресечении последнего мужского поколения, наследие Престола переходит к поколению женскому по праву заступления. Таким образом, в отличие от салического закона, женщины не были устранены от престолонаследия.

В третьих, устанавливается порядок престолонаследия. В первую очередь наследие Престола принадлежит старшему сыну царствующего Императора, а после него всему его мужскому поколению.

По пресечении сего мужского поколения, наследство переходит в род второго сына Императора и в его мужское поколение. По пресечении же второго мужского поколения, наследство переходит в род третьего сына и так далее.

Когда пресечётся последнее мужское поколение сыновей Императора, наследство оставляется в сем же роде, но в женском поколении последне-царствовавшего, как в ближайшем к Престолу. В данном женском поколении наследование устанавливается в том же порядке, предпочитая лицо мужское женскому; но при сем не теряет никогда права то женское лицо, от которого право непосредственно пришло.

По пресечении сего рода, наследство переходит в род старшего сына Императора-Родоначальника, в женское поколение. В нем наследует ближняя родственница последне-царствовавшего рода сего сына, по нисходящей от него или сына его старшего, или же, за неимением нисходящих, по боковой линии. При отсутствии такой родственницы, наследует то лицо мужское или женское, которое заступает её место, с предпочтением, как и выше, мужского пола женскому. Если пресекутся и вышеназванные роды, наследство переходит в женский род прочих сыновей Императора-Родоначальника, следуя тому же порядку. Потом наследство переходит в род старшей дочери Императора-Родоначальника, в мужеское её поколение, а по пресечении оного, в женское её поколение, следуя порядку, установленному в женских поколениях сыновей Императора. По пресечении поколений мужского и женского старшей дочери Императора-Родоначальника, наследство переходит к поколению мужскому, а потом к женскому второй дочери Императора-Родоначальника, и так далее.

Младшая сестра, даже имеющая сыновей, не отъемлет права у старшей, хотя бы и не замужней. Младший брат, наоборот, наследует прежде старших своих сестёр.

Когда наследство дойдёт до такого поколения женского, которое царствует уже на другом Престоле, тогда наследующему лицу предоставляется избрать веру и Престол. Такое лицо может, отрекшись вместе с Наследником от другой веры и Престола, если таковой Престол связан с законом (вероисповедным). Если же отрицания от веры не будет, то наследует то лицо, которое за ним ближе по порядку.

В отношении отказа от прав на престолонаследие установлено, что при действии правил о порядке наследия Престола, лицу, имеющему на оный право, предоставляется свобода отречься от сего права в таких обстоятельствах, когда за сим не предстоит никакого затруднения в дальнейшем наследовании Престола. Отречение таковое, когда оно будет обнародовано и обращено в закон, признается потом уже невозвратным.

Преимущество такой детальной регламентации порядка престолонаследия состоит в том, что он абсолютно исключает борьбу за Престол, ограничивая даже волю Самодержца. Согласно статье 39 Основных Государственных Законов Российской Империи сам Император или Императрица, Престол наследующие, при вступлении на оный и миропомазании, обязуются свято соблюдать единожды и на вечные времена установленные законы о наследии Престола. Поэтому ни один Член Императорской Фамилии не может быть лишен принадлежащих ему по рождению и в силу закона прав на наследование Престола против его воли. Ни изъять, ни изменить какую-либо норму этих законов не может никто.

В 1820 году Император Александр I дополнил нормы о престолонаследии требованием равнородности браков, как условии наследования детьми Членов Российского Императорского Дома. Дети, происшедшие от брачного союза лица Императорской Фамилии с лицом, не имеющим соответственного достоинства, то есть не принадлежащим ни к какому царствующему или владетельному дому, на наследование Престола, в силу прямого действия закона, права не приобретают.

Это правило, конечно же, не изменяет и не исключает установленный Императором Павлом I порядок, но, в то же время, устанавливает очень важное для монархического принципа начало воспитания наследников Престола. В условиях династического престолонаследия очень важно, чтобы оба родителя также с рождения воспитывались в сознании своего особого статуса и специального характера монаршего долга.

Наследственность монаршей власти является не только государственным законом, но и одним из принципов Православного вероучения. Даруя царство избранному Им Давиду, Бог с клятвой утвердил наследственность его власти обетованием "семя его во век пребудет" (Пс. 88, 37) и "от плода чрева твоего посажду на престоле твоем" (Пс. 131,11). Посему Бог, пока живы верующие в Него и надеющиеся на Него, не лишает их рода царского.

8. ОБЯЗАННОСТИ ПОДДАННЫХ

Самодержавно-монархический принцип, выводя права монарха из лежащего на нем долге царского служения, также и права подданных производит из их обязанностей.

Конечно, в столь малой по объему работе не представляется возможным определить, а, тем более, подробно осветить все правила должного поведения к самодержавному монарху. Однако попытаемся назвать и коротко обосновать хотя бы некоторые из них, представляющиеся главными. Прежде всего, подданные обязаны своему государю благоговейным почитанием. Господь Иисус Христос повелел воздавать кесарю кесарево, а Божие Богу. Святой Апостол Петр заповедовал: "Бога бойтесь, царя чтите" (1 Петр., 2, 17). Обе заповеди - об обязанности нашей любви к Богу и о долге в отношении к Божиему Помазаннику, поставлены рядом, непосредственно одна за другой, как нераздельные обязанности верующего и верноподданного. Именно из Веры в Бога, из любви к Царю Небесному, из безусловного признания производности власти Самодержца от воли Всеблагого возникает преданность подданного своему земному Царю.

Апостол Павел в первом послании к Тимофею, епископу Ефеской церкви пишет: Итак прежде всего прошу совершать молитвы, прошения, моления, благодарения за всех человеков, за царей и за всех начальствующих, дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте, ибо это хорошо и угодно Спасителю нашему Богу, Который хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины. Из этой заповеди следует обязанность верноподданных молиться о царе. Издревле народ Русский молил Господа о своих Самодержцах. Так и мы должны сегодня просить Всевышнего: "Спаси, Господи, люди Твоя и благослови достояние твое, победы благоверной Государыне нашей Императрице Марии Владимировне на супротивные даруя и Твое сохраняя крестом Твоим жительство."

Беспримерен по глубине чувства любви к Государю и единства народа государственный гимн Российской Империи, по праву называемый молитвой Русского народа:

Боже, Царя храни!

Сильный, Державный,
Царствуй на славу нам,
Царствуй на страх врагам,
Царь Православный,
Боже, Царя храни!
Боже Царя храни!
Славному долгие дни
Дай на земли!
Гордых смирителю,
Слабых хранителю,
Всех утешителю
Все ниспошли.
Перводержавную
Русь Православную,
Боже храни!
Царство ей стройное
В силе спокойное -
Все ж недостойное
Прочь отжени.
О, Провидение,
Благословение
Нам ниспошли!
К благу стремление,
Счастье, смирение,
В скорби терпение
Дай на земли!
Особую ценность для Русского человека имеет молитва Святому Благоверному Царю-Мученику Государю Императору Николаю Второму:

"О святый страстотерпче Царю-мучениче Николае, Помазанника Своего тя Господь избра, во еже милостивно и право судити людем твоим и хранителем царства православного быти. Царское служение сие и о душах попечение со страхом Божиим совершал еси. Испытуя же тя, яко злато в горниле, скорби горькия Господь ти попусти, якоже Иову многострадальному, последи же престола царского лишение и мученическую смерть посла ти. Вся сия кротко претерпевый, яко истинный раб Христов, наслаждаешися ныне вышния славы у престола всех Царя, купно со святыми мученики: святою Царицею Александрою, святым отроком Царевичем Алексием, святыми Царевнами Ольгою, Татианою, Мариею и Анастасиею и с верными слуги твоими, также со святою мученицею Княгинею Елисоветою и со всеми Царственными мученики и святою мученицею Варварою.

Но яко имея дерзновение велие у Христа Царя, Его же ради вси пострадаша, моли с ними, да отпустит Господь грех народа, не возбраниша убиение твое, Царя и Помазанника Божия, да избавит Господь страждущую страну Российскую от лютых безбожник, за грехи наша и отступление от Бога попущенных и возставит престол православных Царей, нам же подаст грехов прощение и на всякую добродетель наставит нас, да стяжем смирение, кротость и любовь, яже сии мученицы явиша, да сподобимся небесного Царствия, идеже купно с тобою и всеми святыми новомученики и исповедники Российскими прославим Отца и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно, и вовеки веков. Аминь."

Несомненной обязанностью верноподданных является повиновение монарху и поставленным от него властям и начальству, что не исключает и обязанности прямить Самодержцу о нестроениях и неправде, творимой в государстве. Содержание обязанности верной службы Царю прекрасно изложено в присяге Русского воинства:

"… обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хощу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору…, Самодержцу Всероссийскому и Его Царского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего, до последней капли крови, и все к Высокому Его Императорского Величества Самодержавству, силе и власти принадлежащие права и преимущества, узаконенные и впредь узаконяемые, по крайнему разумению, силе и возможности исполнять. Ее Императорского Величества Государства и земель Его врагов, телом и кровию, в поле и крепостях, водой и сухим путем, в баталиях, партиях, осадах и штурмах, в прочих воинских случаях храброе и сильное чинить сопротивление, и во всем стараться поспешествовать, что к Ее Императорского Величества верной службе и пользе государственной во всяких случаях касаться может. Об ущербе же Его Величества интереса, вреде и убытке, как скоро о том уведаю, не токомо благовременно объявлять, но всякими мерами отвращать и не допущать потщуся и всякую вверенную тайность крепко хранить буду, а предпоставленным надо мной начальникам во всем, что к пользе и службе Государства касаться будет, надлежащим образом чинить послушание, и все по совести своей исправлять, и для своей корысти, свойства, дружбы и вражды против службы и присяги не поступать; от команды и знамя, где принадлежу, хотя в поле, обозе или гарнизоне, никогда не отлучаться, но за оным, пока жив следовать буду, и во всем так себя вести и поступать, как честному, верному, послушному, храброму и расторопному (офицеру или солдату) надлежит. В чем да поможет мне Господь Бог Всемогущий. В заключение же сей клятвы, целую слова и крест Спасителя моего. Аминь." А.Ю. Сорокин

Вернуться назад